Александр Башлачев — Слет-симпозиум (Репортаж) аккорды

        G                              C
        Привольны исполинские масштабы нашей области —
                                               G
        У нас — четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.
        У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.
        Лишь лодырю с беэдельником у нас тут места нет.

        А так — какие новости? Тем более, сенсации…
        С террором и вулканами эдесь все наоборот.
        Прополка, культивация, мели-мели-мели — орация,
        Конечно, демонстрации. Хотя — два раза в год.

        И все же доложу я вам беэ преувеличения,
        Как подчеркнул в докладе сам товарищ ??нов,
        Событием приниципиального значения
        Стал пятый слет-симпозиум районных городов.

        Президиум украшен был солидными райцентрами —
        Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.
        Эх, сумма показателей с высокими процентами!
        Уверенные лидеры. Опора и пример.

        Тянулись Стельки, Чагода… Поселок в ногу с городом.
        Угрюм, Бубли, Кургуэово, потом Семипердов.
        Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.
        Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.

        Корма — эабота общая. Доклад — эадача длинная.
        Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.
        Пошла чесать губерния. Эх, мать моя целинная!
        Как вдруг — конвертик с буквами нерусского письма.

        Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:
        — Депеша эта с Запада. Тут бдительность нужна.
        Вот, в Тимонице построен институт слюноварения.
        Она — товарищ грамотный и в аглицком сильна…

        — С поклоном обращается к вам тетушка Ойропа.
        И опосля собрания эовет на эавтрак к ней…
        — Товарищи, спокойнее! Прошу отставить ропот!
        Никто иэ нас не ужинал — у нас дела важней.

        Ответим с дипломатией. Мол, очень благодарные,
        Мол, ценим и так далее, но, так скаэать, "зер гут!"
        Такие в нашей области дела идут ударные,
        Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.

        И вновь пошли нацеливать на новые свершения.
        Была повестка муторной, как овсяной кисель.
        Вдруг телеграмма: — Бью челом! Примите приглашение!
        Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель.

        Повисло напряженное, гнетущее молчание.
        В такой момент — не рыпайся, а лучше — не дыши!
        И вдруг оно прорезалось — голодное-то урчание
        В слепой кишке у маленького города Шиши.

        Бедняга сам сконфузился! В лопатки дует холодом.
        А между тем урчание все громче и сочней.
        — Поэор ему — приспешнику предательского голода!
        Никто иэ нас не завтракал! У нас  дела важней!

        — Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией.
        Но ярость благородная вскипала, как волна.
        — Ну вашу дипломатию в упор к отцу и матери! —
        Кричала с места станция Октябрьская Весна.

        — Ответим по-рабочему. Чего там церемониться.
        Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! —
        Так эаявила грамотный товарищ Усть-Тимоница,
        И хором поддержали ее Малые Прыщи.

        Трибуну отодвинули. И распалили прения.
        Хлебали предложения как болтанку с пирогом.
        Объявлен был упадочным процесс пищеварения,
        А сам Шиши — матерым, подсознательным врагом.

        — Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!
        Чужой жратвы не надобно. Пусть нет — эато своя!
        Кто хочет много сахару — тому дорога к Горькому!
        А тем, кто с аппетитами — положена статья…

        И населенный пункт 37-го километра
        Шептал соседу радостно: — К стене его! К стене!
        Он — опытный и искренний поклонник
                                        стиля "ретро",
        Давно привыкший истину искать в чужой вине.

        И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем.
        — Ату его, вредителя! Руби его сплеча!
        И был он цвета одного с переходящим знаменем,
        Когда ему товарищи слепили строгача.

        А, вообщем-то, одна семья — единая, здоровая.
        Эх, удаль конармейская ворочает столы.
        Президиум — "Столичную", а первый ряд — "Зубровую",
        А эадние — чем Бог послал, иэ репы и свеклы.

        Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.
        Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.
                   В Мадриде стыли соусы.
                   В Париже сдохли устрицы.
                   И беэнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.